Они были героями, и добрая половина Республики следила за их победами в новостных выпусках, затаив дыхание перед голоэкранами. Мальчишки, везде и во все времена остававшиеся неугомонными мечтателями, строгали себе «лазерные мечи» и заворачивались в добытые тайком занавески, служившие «джедайскими плащами». А взрослые, пряча взгляды, надеялись и даже почти верили, на доли мгновений возвращаясь в далёкое детство, что этот кошмар под названием «Война клонов» кончится, не устояв под клинками джедаев.

Скайуокер и Кеноби – их фамилии знали в отдалённых уголках галактики. Возведённые на пьедестал, всесильные, как казалось, рыцари. Время требовало героев – и они стали ими. В них увидели воплощённую надежду – на мир и победу.

И если Кеноби, пожалуй, было достаточно мира, то Скайуокер определённо нацеливался на победу. В этом была их разница, въевшаяся, как считал Оби-Ван, обоим в кровь и уж, наверное, не поддающаяся изменениям.

Он не хотел быть героем. Он морщился, заслышав об очередном интервью, и украдкой вздыхал, завидев толпу журналистов. Он предпочёл бы, чтобы его имя не гремело на всю Республику, а его самого не узнавали бы на улицах. Во-первых, так было бы легче сохранить инкогнито, что немаловажно, когда ты джедай, а во-вторых, Оби-Ван Кеноби никогда не относил себя к любителям покрасоваться на публике. И в-третьих, у Оби-Вана Кеноби была стойкая аллергия на само слово «герой». Применительно к себе.

Так было не сразу – ему понадобилось долгих тринадцать лет жизни, чтобы впервые усомниться в правильности героизма. Тогда только ставший падаваном тринадцатилетний подросток Кеноби горел мечтами о восстановлении справедливости, о счастье и мире – и поперёк учительскому приказу остался на Мелида/Даан. И всё было таким правильным – и таким героическим! До того момента, как перестало биться сердце юной защитницы того самого мира и счастья, вдохновенная решимость которой так восхищала его. Оби-Ван Кеноби тогда проиграл в первый раз, и жестокий урок Силы запомнил надолго.

Он учился, постигая путь джедая с усердием и упорством, и с робостью и опаской смотрел на настоящих рыцарей. Они тоже были для него героями, и какой падаван хоть раз не мечтал стать таким же? Настоящие джедаи боролись во имя Республики, спасали невинные жизни и умели находить нужные слова, останавливающие войны. Оби-Ван был всё ещё слишком юн и неопытен – и со вздохом признавал это сам, размышляя о тщете жизни, подолгу не в силах уснуть и ворочаясь бессонными ночами.

Но однажды ему показалось, что он – юный ученик – сможет изменить если не мир, то хотя бы Орден. Тогда он впервые по-настоящему влюбился, и решимости, как водится, Кеноби было не занимать. И в смелых мечтах его стали появляться прежде запретные, загнанные в дальние уголки подсознания картины. Он вправду любил Сири. И потому не верил в неудачу. Оби-Ван шёл на бой с Советом и самим Орденом – и в этом ему тоже виделось что-то героическое.

Мастера решили иначе. Сири решила иначе. И сама Сила призвала его подчиниться. Его любовь в одночасье рухнула – вместе с нахальным желанием погеройствовать. Это был второй урок – и в какой-то мере он был более жестоким, чем первый.

А когда погиб Квай-Гон, и Кеноби, опустившись на колени, заглянул в опустошённые глаза своего будущего ученика, он понял, что героем ему просто не быть. Потому что герой погиб.

Анакин считал по-другому.

Он ломал рамки, переходил границы и всем своим поведением демонстрировал, что при рождении ему щедро отсыпали героизма. И, глядя на юное дарование, доводившее мастера до нервное тика одним лихим виражом на проспектах Корусанта, Оби-Ван Кеноби мог точно сказать, что если Скайоукер и не был избран Силой, то явно был избран кем-то ещё.

Потому что только рисковый сорвиголова Скайуокер мог спокойно собирать под носом у хозяина кар.

Потому что только ненормальный человек, совершенно обделённый инстинктом самосохранения, мог победить в той гонке.

Потому что только прирождённый герой мог взорвать станцию Федерации и одним махом выиграть войну.

Анакин был Избранным, и Оби-Ван признавал его первенство в этом геройском «виде спорта».

Анакина Скайуокера не интересовали такие мелочи, как собственный возраст, рост и отсутствие опыта: он был готов спасти галактику, освободить закованных в цепи рабов и облететь всю вселенную. И Оби-Ван почему-то нутром чувствовал, что это не просто детские фантазии.

Анакин Скайуокер попадал в передряги, заставлял своего мастера хвататься за голову и, потупив голову, выслушивать проповеди Совета, но никогда не отступался. Совет интересовал его ровно столько же, сколько бывший хозяин Уотто на Татуине.

Анакин Скайуокер любил, когда ему удавалось задуманное, и не любил, когда его пытались вразумлять.

Для него всё было просто – и Кеноби подчас изумлялся, как вольно его ученик обращается с Орденом, Силой и собственной жизнью. Словно вживую оправдывая свою фамилию, он гулял по небесным просторам, размашистым шагом пересекая межзвёздное пространство.

Для него не существовало запретов – и у его учителя голова шла кругом при мысли о количестве нарушенных Анакином статей храмового устава. А узнав о Падме, Оби-Ван только тяжело вздохнул.

Для него не было невозможного – и после очередного такого «невозможного», воплощённого в жизнь, его наставник и друг был готов простить Скайуокеру любые прегрешения.

И за ним одним, пожалуй, Оби-Ван Кеноби признавал право на героизм. После Квай-Гона.

И он бы с удовольствием оставил Анакину всех журналистов, все интервью и всегалактическую известность. Но он, Оби-Ван, всегда был рядом – и Скайуокер тащил его следом на общественный постамент славы. А Кеноби, напоминая себе, что даже прирождённым героям нужен присмотр, покорно шёл следом, ворча и отпуская язвительные комментарии, но всё-таки добровольно.

А потом он ненадолго оставил героя одного, и мир перевернулся.
И даже победа на Мустафаре, тяжёлая, выпивающая силы, не была утешением.

Герои были больше не нужны. О Кеноби, растворившемся в толпе и пропавшем в песках Татуина, быстро забыли. А в выпусках новостей на жителей галактики с экранов теперь смотрела бесстрастная маска Вейдера.

Героизма в жизни старого Бена по-прежнему не было. Да и Вейдер, кажется, растерял былую прыть. Республика стала историей, Орден – её вымаранной страницей, а они, герои смутных времён, тягостным напоминанием для самих себя.

От последней возможности совершить что-нибудь большое и светлое Кеноби отказался по собственной воле на Звезде смерти, подставившись под клинок Вейдера. Не Скайуокера – он двадцать лет заставлял себя отучиться называть его так. Скайуокер был Избранным. Вейдер Избранным не был. Пасть от меча Скайуокера для отшельника Бена было бы слишком почётно. А для Оби-Вана было бы неправильно проиграть Вейдеру.

Но он ошибался. И герой, ненужный в Империи, вернулся в последний раз – как всегда, без предупреждений и поставив галактику с ног на голову. Так, как всегда мечтал Анакин Скайуокер, маленький мальчик с Татуина и его ученик.

И Оби-Ван Кеноби, наблюдая из Силы, не сумел сдержать улыбки. И подумал, что в воспитании Избранного, пожалуй, кое-что героическое тоже есть.